Если существуют другие вселенные, теория может содержать предпосылки к дальнейшему ключевому вопросу о них: насколько они разнообразны? Некоторые теоретики, например, Фрэнк Вильчек, считают вопрос «Уникальны ли законы физики?» — лишенное поэтичности перефразирование вопроса Эйнштейна, процитированного в прологе, — основным научным вопросом, разрешить который предстоит в новом веке. Если бы действительный состав был сколько-нибудь самосогласованным, любой Большой взрыв породил бы вселенную, всего лишь повторяющую нашу. Но куда более интересна вероятность (конечно же, убедительная на этой стадии незнания основных законов) того, что основные законы, управляющие всем мультиверсом, могут различаться во вселенных, его составляющих. Так называемые законы природы управляют всей видимой нам областью, но в более грандиозной перспективе они могут оказаться местными постановлениями, согласованными с некоей общей теорией, правящей в ансамбле, но не закрепленными ею однозначно. Многие вещи в нашем космическом окружении — к примеру, точное расположение планет и астероидов в нашей Солнечной системе — есть исторические случайности. Так и рецепт для целой Вселенной может быть произвольным.

Такое же равновесие случайности и необходимости возникает в биологии. Наше базовое развитие — от зародыша до взрослой особи — закодировано в наших генах, но разные аспекты развития формируются под воздействием нашего окружения и жизненного опыта. Есть и более простые примеры подобной дихотомии — скажем, снежинки. Их универсальная шестикратная симметрия является прямым следствием свойств и формы молекул воды. Но их многообразие зависит от окружения — случайных температур и изменения влажности во время роста каждой снежинки. Если бы в нашем распоряжении имелась фундаментальная теория, мы бы знали, какие природные проявления являются прямым следствием основополагающей теории (как симметричный трафарет снежинок обусловлен базовой структурой молекулы воды), а какие произошли в результате случая (как определенный узор отдельной снежинки). Случайные особенности могли возникнуть во время охлаждения, последовавшего за Большим взрывом, подобно тому, как кусок раскаленного докрасна железа намагничивается при охлаждении, с направлением намагниченности, зависящим от случайных факторов. У них могли быть иные условные причины, например, влияние другой близлежащей вселенной, отделенной от нашей в пятом измерении.

Космологические величины нашей Вселенной — омега, Q и лямбда, и, возможно, некоторые из так называемых констант лабораторной физики — могут быть произвольными, нежели однозначно установленными некоей окончательной теорией. Если так, то аналогия с магазином готовой одежды — в котором находится значительный запас вселенных — исключила бы любой повод удивляться видимой точной настройке этих величин в нашей отдельно взятой родной Вселенной.

Тогда некоторые свойства нашей Вселенной можно объяснить только «антропным» аргументом (см. рис. 11.2). Хотя такое объяснение вызывает негодование некоторых физиков, оно аналогично тому, что делают наблюдатели или экспериментаторы, учитывая влияние выбора на свои измерения: если есть множество вселенных, большинство из которых необитаемо, нам не стоит удивляться, обнаруживая себя в одной из населенных.